Асимметрия, нестабильность и сплоченность

По определению, центр - это поставщик капитала, а периферия — его получатель. Резкая перемена в готовности центра предоставлять капитал периферии способна вызвать серьезные сбои в странах-получателях. Характер сбоев зависит от формы, в которой предоставлялся капитал. Если он предоставлялся в форме кредитных инструментов или банковских кредитов, это может вызвать банкротства и спровоцировать банковский кризис; если это — акции, то может разразиться кризис на рынке акционерного капитала; если речь идет о прямых инвестициях, то капитал трудно быстро изъять, - так что сбой проявляется лишь в отсутствии новых инвестиций. Обычно все формы капитала движутся в одном и том же направлении.

Что происходит, если страна неспособна погасить долг? Ответ окутан тайной, ибо формального дефолта (default) обычно избегают. Существует общее мнение, что терпит непоправимый урон только одна конкретная страна, но в действительности дефолт одной страны означает, что многие страны не сумели выполнить свои обязательства, но тем не менее способы облегчить их положение найдены. После международного долгового кризиса 1982 г. был образован Парижский клуб, имеющий дело с государственным долгом, и Лондонский клуб, занимающийся долгами коммерческих организаций. Кроме того, были выпущены так называемые облигации Брейди (Brady bonds) с целью сократить размер основного долга. Некоторые виды долгов африканских стран были списаны полностью, чтобы позволить этим странам как бы начать все сначала. Уступки такого рода делаются исключительно в рамках переговоров; односторонний отказ от обязательства считается недопустимым (такова была по меньшей мере официальная точка зрения до отказа России от своего внутреннего долга в августе 1998 г.), а помощь со стороны международных финансовых институтов определяется упорядоченными процедурами урегулирования обязательств. Хотя считается, что МВФ не должен отдавать предпочтение банкам, его основная задача - сохранить именно международную банковскую систему. Кроме того, у него нет достаточных ресурсов, чтобы выступать в роли кредитора последней инстанции; поэтому он вынужден мобилизовывать средства на финансовых рынках. Коммерческие банки знают, как воспользоваться своим стратегическим положением. В немногих случаях отказа от долгов, например во время русской и мексиканской революций, соответствующие страны подвергались финансовой изоляции на протяжении многих лет. Странам, попавшим на крючок иностранных кредитов, трудно от него освободиться.

Как правило, кредиторы намного легче справляются с международным долговым кризисом, чем должники. Первые могут продлить срок кредита путем его возобновления, продлить сроки погашения или даже снизить процентные ставки, не отказываясь от своих обязательств. Часто они способны даже убедить страны-должники взять на себя обязательства коммерческих банков, которые в противном случае пришлось бы списать (именно это произошло в Чили в 1982 г. и Мексике — в 1994 г. и снова происходит в ограниченном масштабе в 1997 г. в Корее, Индонезии и Таиланде). Разумеется, кредиторам приходится создавать резервы, но в конечном счете они в целом взыскивают значительную часть безнадежных долгов. Хотя страны-должники, возможно, и не сумеют погасить свои обязательства полностью, они вынуждены будут рассчитываться в меру возможностей. Это бремя обычно давит на них на протяжении многих последующих лет. Внутренние долговые кризисы в развитых странах развиваются и происходят иначе, внутри страны процедуры банкротства призваны защищать должников. (Банки США в ходе кризиса сбережений в 1985—1989 гг. потеряли больше, чем в результате международного долгового кризиса 1982 г.) Относительный иммунитет кредиторов к международной системе порождает опасные настроения: риски не настолько велики, чтобы остановить нездоровую практику кредитования. Такая асимметрия — серьезный источник нестабильности. Каждому финансовому кризису предшествует неоправданная кредитная экспансия. Когда кредит становится легко доступен, было бы неразумно ожидать самоограничения от заемщиков.

Когда заемщиком выступает государственный сектор, за долги придется расплачиваться будущим правительствам — накапливание долга это чудесная лазейка для слабых режимов. К примеру, так называемый реформистский коммунистический режим в Венгрии попытался «купить» лояльность народа заемными деньгами, пока кризис 1982 г. не положил этому конец. Однако сдержанности не хватает не только государственному сектору, и когда долги делает частный сектор, финансовые органы могут даже и не знать об этом, пока не становится слишком поздно. Так обстояло дело в нескольких азиатских странах во время кризиса 1997 г.

Но асимметрия — это также источник сплоченности. Страны-должники подвержены давлению различного рода финансовых и политических факторов, которые крайне затрудняют им выход из системы. Эти факторы скрепляют систему даже тогда, когда отдельные страны чувствуют, что пребывание в ней оказывается для них довольно болезненным. Например, первые демократические выборы в Венгрии в 1990 г., казалось, предоставили отличную возможность подвести черту под прошлой задолженностью и обязательствами, которые взял на себя новый демократический режим. Я попытался подготовить такую схему, но будущий премьер-министр Иожеф Ан-талл отказался от нее, так как считал, что страна несет обязательства перед Германией — крупнейшим кредитором Венгрии. Можно привести и другие примеры. На память приходит ситуация в Чили в 1982 г. Под влиянием чикагской экономической школы банковская система в стране была приватизирована, а люди, скупившие банки, рассчитались деньгами, заимствованными у самих банков. В 1982 г., когда банки не сумели рассчитаться по своим международным обязательствам, государство взяло их на себя, поскольку режиму Пиночета — которому тогда не хватало легитимности — нужно было поддержать кредитное положение Чили в глазах зарубежных инвесторов.

Следует отметить еще одно проявление асимметрии. Выпуск денег в обращение — это прерогатива страны, а те страны, чью валюту охотно признают в международных финансовых операциях, находятся в намного лучшем положении, чем страны, которым трудно осуществлять заимствования в собственной валюте. В этом — одно из основных преимуществ центра по сравнению с периферией. Преимущества получения «сеньоража» (проценты, сэкономленные в результате выпуска банкнот вместо казначейских векселей) относительно невелики по сравнению с выгодами от проведения собственной кредитно-денежной политики. Страны периферии вынуждены пользоваться подсказками центра, прежде всего США. А так как кредитно-денежная политика стран центра диктуется внутренними соображениями, страны периферии имеют ограниченный контроль над своими судьбами. В каком-то смысле ситуация напоминает проблему, которая привела к американской революции — налогообложение без представительства.

Колебания обменных курсов трех-четырех основных валют относительно друг друга способны породить новые осложнения. Изменения обменных курсов и уровень курсов таких валют ударяют по зависимым странам — для них это экзогенные, т.е. внешние потрясения, хотя на деле — это не более чем эндогенные, внутренние явления международной финансовой системы. Международный долговой кризис 1982 г. был ускорен резким повышением процентных ставок в США; Азиатский кризис 1997 г. стал реакцией на повышение курса доллара США. Внутриевропейский валютный кризис 1992 г. был вызван аналогичной асимметрией между германской маркой и валютами остальных стран Европы.

Два указанных фактора — ключевые для проявления асимметрии, но ни в коем случае не единственные источники нестабильности международной финансовой системы. В историческом плане именно зарубежные инвестиции оказывались особенно нестабильными, ибо их производили на стадии подъема рынка «быков» — в период оживления фондовой конъюнктуры, когда цены акций в стране завышены, а инвесторы становятся более предприимчивыми. В результате такого внезапного интереса к зарубежному рынку цены на этом рынке бьют все рекорды, чтобы столь же быстро упасть, когда рынку «быков» наступает конец и инвесторы думают лишь о том, как вернуть обратно свои деньги. Поначалу я специализировался именно в этой области, а потому пережил несколько таких эпизодов. С тех пор ситуация изменилась. Зарубежные инвестиции это не случайная операция, а повседневная практика международных финансовых рынков. Хотя специфический ритм зарубежного инвестирования, к которому я привык в первые годы своей карьеры, возможно, вышел из моды, было бы глупо полагать, что фондовые рынки более не чувствительны к динамическому неравновесию.

В периоды неопределенности капитал стремится вернуться к месту своего происхождения. Такова одна из причин, почему неурядицы в мировой капиталистической системе имеют непропорционально серьезные последствия для периферии в сравнении с центром. Как гласит поговорка, когда Уолл-стрит заболевает простудой, остальной мир страдает пневмонией. Во время Азиатского кризиса неурядицы начались на периферии, но как только Уолл-стрит начал сопеть, всех охватило непреодолимое желание изъять деньги с периферии.

Несмотря на асимметрию и нестабильность — или скорее благодаря им, — мировая капиталистическая система обнаруживает серьезную сплоченность. Теперь находиться на периферии стало крайне невыгодно, но это все же лучше, чем выйти из системы, поскольку для экономического развития бедные страны нуждаются в привлечении внешнего капитала. Если смотреть в будущее, то материальные достижения мировой капиталистической системы недооценивать не следует. Хотя если оценивать ситуацию с позиций капитала, то страны, сумевшие привлечь капитал, тоже не прогадали. Азия охвачена теперь жестоким кризисом, но он наступил после периода бурного роста. Латинская Америка после потерянного десятилетия 80-х годов и «похмелья» после мексиканского кризиса 1994 г. добилась значительного притока акционерного капитала, особенно в банковский и финансовый сектора, где капитал начал давать результаты — реальный экономический рост. Даже Африка обнаружила некоторые признаки жизни. Так что в дополнение к сплоченности система продемонстрировала высокую жизнестойкость, которой противостоит асимметрия и нестабильность.

Вход