Кредит как источник нестабильности

Деньги тесно связаны с кредитом, однако роль кредита изучена меньше, чем роль денег. И неудивительно, поскольку кредит — это тоже рефлексивное явление. Кредит предоставляют под залог или иное доказательство платежеспособности, а ценность залога, как и показатели платежеспособности, по своему характеру рефлексивны, так как платежеспособность зависит от оценки кредитора. На ценность залога влияет доступность кредита. Сказанное относится к недвижимости -это наиболее широко принятая форма залога. Банки обычно склонны выдавать ссуды под залог недвижимости без права регресса на заемщика, а основным фактором определения ценности недвижимости выступает сумма, которую банк готов под нее предоставить. Как ни странно, рефлексивная связь не признана пока в теории и ее часто упускают из виду на практике. Для строительства характерно чередование бума и спада, и после каждого спада управляющие банков становятся крайне осторожными и клянутся никогда больше не поддаваться соблазну. .Но когда у них опять скапливаются свободные деньги, которые они отчаянно стремятся заставить работать, начинается новый цикл подъема. Аналогичную схему можно наблюдать и в международной кредитной деятельности. Платежеспособность суверенных заемщиков измеряют с помощью ряда коэффициентов: задолженность/В НП; расходы на обслуживание долга/экспорт и т.п. Эти показатели -рефлексивные, т.е. взаимосвязанные, поскольку процветание страны-заемщика зависит от ее способности брать взаймы, но эту обратную связь часто игнорируют. Именно это и произошло во время великого кредитного бума 70-х годов. После кризиса 1982 г. можно было думать, что фаза чрезмерного кредитования более не повторится; тем не менее она снова проявилось в Мексике в 1994 г. и, как мы видели, в Азиатском кризисе 1997 г.

Большинство экономистов-теоретиков не признают рефлексивности. Они стремятся определить условия равновесия, а рефлексивность — это источник неравновесия. Джон Мей-нард Кейнс хорошо понимал суть явления рефлексивности — он сравнивал финансовые рынки с конкурсами красоты, где люди вынуждены угадывать, что другие люди угадывают, о том что угадывают другие люди. Но даже он излагал свою теорию в терминах равновесия, чтобы сделать ее приемлемой в научном отношении.

Излюбленный способ избежать рефлексивности, присущей кредиту, состоит в том, чтобы сконцентрировать внимание на денежной массе. Последняя поддается количественному измерению, поэтому предполагается, что количество денег отражает условия кредитования, - и таким способом можно игнорировать явление рефлексивности, объясняющее расширение и сжатие кредита. Однако стабильность денежной массы не означает стабильности экономики, о чем свидетельствует опыт введения золотого стандарта. Эксцессы, возможно, поддаются саморегулированию и корректировке, но — какой ценой? XIX век характеризовался кризисами опустошительной паники, за которыми следовали спады в экономике. Сейчас мы близки к тому, чтобы повторить этот опыт.

Кейнс развенчал монетаризм в 30-е годы, но после смерти его идеи были отвергнуты, так как его рецепты лечения дефляции привели к возникновению инфляционных тенденций. (Будь Кейнс жив, он, возможно, изменил бы рецепты.) Вместо этого первоочередной задачей стало обеспечение и сохранение стабильности денежной базы. Это привело к возрождению монетаристской теории Милтоном Фридманом. Теория Фридмана порочна, ибо она игнорирует рефлексивный, т.е. взаимосвязанный аспект расширения и сжатия кредита. На практике монетаризм предлагал вполне приличные рецепты, но в основном — благодаря игнорированию теории. Центральные банки не полагаются исключительно на монетарные показатели, а учитывают большое число различных факторов — включая иррациональную избыточность рынков, — когда они принимают решения о том, как сохранить монетарную стабильность. Центральный банк Германии всячески стремится внушить иллюзорную идею, будто он руководствуется денежными агрегатами. В отличие от этого Федеральная резервная система более прагматично и открыто признает, что кредитно-денежная политика - это вопрос здравого смысла. Именно так практику удается примирить с теорией, которая не признает рефлексивности. Однако в условиях нынешнего мирового финансового кризиса несостоятельными оказались и теория, и практика.

Кредит играет важную роль в экономическом росте. Способность заимствовать существенно повышает прибыльность инвестиций. Ожидаемая норма прибыли обычно выше, чем безрисковые процентные ставки, — иначе инвестиций и не делали бы — поэтому заимствования сулят положительную норму прибыли. Чем выше доля заемных средств в данной инвестиции, тем она привлекательнее, при условии, что стоимость заемных средств остается неизменной. Поэтому стоимость и доступность кредита становятся важными факторами, воздействующими на экономическую активность; более того, возможно, это — самые существенные факторы, определяющие асимметрию цикла подъем — спад. Могут сыграть роль и другие факторы, но именно из-за сжатия кредита спад становится значительно более резким, чем предшествовавший ему бум. Когда дело доходит до вынужденной ликвидации долгов, то залог продается по заниженной цене, а это дает толчок самоускоряющемуся процессу, который значительно короче, чем фаза подъема. Сказанное справедливо, независимо от того, предоставлен ли кредит банками или ссуды получены на финансовых рынках — под залог ценных бумаг или физических активов.

Ситуация на международном рынке кредитов нестабильна, поскольку здесь нет такого жесткого регулирования кредитной политики, как на отечественных рынках кредитных операций, — особенно в экономически развитых странах. С начала зарождения капитализма периодически происходили финансовые кризисы, нередко — с опустошительными последствиями. Чтобы предупредить их повторение, банки и финансовые рынки были подвергнуты регулированию, но меры регулирования обычно ориентировались на последний, а не на будущий кризис, так что каждый новый кризис формирует новые меры регулирования. Таким образом, центральные банки, органы надзора за банками и финансовыми рынками приобрели свою нынешнюю крайне сложную форму.

Их развитие было не простым. Крах 1929 г. и последующий сбой в банковской системе США обусловили введение весьма жестких мер регулирования применительно как к фондовому рынку, так и к банкам. После окончания второй мировой войны начался процесс послаблений, сначала развитие шло достаточно медленно, но постепенно процесс набирал скорость. Разделение деятельности банков и других финансовых институтов, введенное согласно закону Гласса — Стиголла, еще не было упразднено, однако и банки, и финансовые рынки стали постепенно регулироваться менее жестко.

Дерегулирование и глобализация финансовых рынков шли рука об руку, и процесс этот развивался рефлексивно, т.е. взаимосвязанным образом. Большинство правил регулирования имели национальный характер, так что глобализация рынков означала ослабление регулирования, и наоборот. Но это не была улица с односторонним движением. Даже когда меры регулирования внутри отдельных стран ослабевали, в международном масштабе вводились новые правила. Оба Бреттон-Вудсских института — МВФ и Всемирный банк — адаптировались к новым условиям и стали более активно действовать в качестве международных контролеров. Органы кредитно-денежного регулирования ведущих индустриальных стран наладили каналы сотрудничества, были введены некоторые новые подлинно международные меры регулирования. Самой важной из них является требование к минимальным размерам собственного капитала коммерческих банков, установленное под эгидой Банка для международных расчетов (Bank for International Settlements, BIS) в Базеле в 1988 г.

Действительно, без вмешательства органов кредитно-денежного регулирования международная финансовая система терпела бы крах по крайней мере четыре раза: в 1982, 1987, 1994 и 1997 гг. Тем не менее масштаб международного контроля все еще совершенно неудовлетворителен по сравнению с политикой регулирования, преобладающей в развитых странах. Кроме того, страны в центре системы более склонны реагировать на кризисы, которые затрагивают их непосредственно, чем на кризисы, основные жертвы которых находятся на периферии. Примечательно, что крах фондового рынка США в 1987 г., который был обусловлен исключительно внутренними факторами, привел к переменам в политике регулирования, а именно введению так называемых «размыкателей или предохранителей» [22], позволяющих предохранить внутренние рынки от неурядиц на международных финансовых рынках. Хотя введение нормативов BIS стало запоздалым ответом на кризис 1982 г., остается фактом, что международные правила регулирования не поспевали за процессом глобализации финансовых рынков. Запаздывание введения мер регулирования в международном масштабе отчасти можно объяснить неспособностью понять рефлексивную природу кредита, отчасти — преобладающими настроениями против регулирования, но главным образом — отсутствием соответствующих международных институтов. Национальные финансовые системы контролируются центральными банками и другими финансовыми органами внутри стран. В целом они работают неплохо; финансовые системы основных индустриальных стран не переживали краха вот уже в течение нескольких десятилетий. Но кто отвечает за международную финансовую систему? Международные финансовые институты и национальные органы кредитно-денежного регулирования сотрудничают во времена кризисов, однако международный центральный банк и международные органы регулирования, сравнимые с институтами на национальном уровне, отсутствуют. Трудно также понять, как их можно было бы создать: как деньги, так и кредит тесно связаны с вопросами национального суверенитета и экономического преимущества стран, которые не собираются отказываться от своего суверенитета.


[22] Форма предупреждения неожиданных и чрезмерных колебаний цен акций компании. - Примеч. перев.
Предыдущая глава:
Роль денег

Вход