Лето кончалось. В последних числах августа Алиса приехала на несколько дней в Нью-Йорк. Ей нужно было сделать кое-какие покупки перед отъездом к Прентисам в горы Адирондак.
Это была новая причуда высшего общества, В дикой местности построили комфортабельные виллы, где светские дамы и господа наслаждались жизнью среди природы, пользуясь, однако, всеми благами цивилизации.
Для этого необходимы были охотничьи костюмы, альпинистское снаряжение, короче говоря, все очень экстравагантное и потому дорогое.
Монтегю это напомнило рассказ о миссис Виви Паттон. Ее муж жаловался на то, что она покупает слишком дорогое платье, и попросил одеваться попроще. «Хорошо, — сказала она, — я сейчас же накуплю себе уйму простых нарядов».
Один из вечеров Алиса провела дома и посвятила его кузену.
— Мне кажется, Аллан, — сказала она, — что Гарри Куртис собирается сделать мне предложение. Я думаю, тебе следует это знать.
— Я это предполагал, — заметил Монтегю с улыбкой.
— Гарри кажется, что ты его недолюбливаешь, так ли это?
— Нет, — ответил Монтегю, — не совсем так.
Он пытался найти подходящее выражение.
— Я не понимаю, в чем здесь дело, — продолжала Алиса, — ты считаешь, что мне не следует за него выходить?
Монтегю взглянул на нее.
— Скажи мне, ты твердо это решила?
— Нет, — ответила она, — я еще подумаю.
— Я просто хочу сказать, что если ты решила, то мое мнение, разумеется, ничего уже не значит.
— Я хочу, чтобы ты мне рассказал, что произошло между вами! — воскликнула девушка.
— Дело только в том, — сказал Монтегю, — что Куртис не очень чистоплотен в делах. Но с какой стати его обвинять, если и другие поступают так же.
— Но ведь он должен зарабатывать себе на жизнь, — заметила Алиса.
— Конечно, — ответил Монтегю, — и если он женится, то ему придется зарабатывать еще больше. Но тогда его все глубже будет засасывать коррупция.
— Но что он все же такое сделал? — со страхом спросила Алиса.
Аллан рассказал ей о своем разговоре с Куртисом. — Однако, Аллан, я не вижу в этом ничего ужасного, — сказала она. — Ведь железная дорога — собственность Райдера и Прайса.
— Да, но только частично, другая часть принадлежит акционерам.
— Так пусть они и расплачиваются за то, что имеют дело с такими людьми, — возражала девушка.
— Ты ничего не смыслишь в бизнесе и не можешь понять положения вещей, — ответил Аллан. — Куртис — член правления, ему доверено ответственное дело.
— Но он же действует только по указке Прайса, — сказала она. — Если бы он не согласился, то Прайс взял бы на его место другого — вот и все. Я действительно мало в этом смыслю, но мне кажется, что не стоит осуждать молодого человека за то, что он прокладывает себе дорогу в жизни. Он делает только то, что и другие. Без сомнения, ты лучше разбираешься во всем этом и испытываешь угрызения совести, и все же мне кажется, что ты смотришь на вещи слишком сложно.
Монтегю грустно улыбнулся.
— Ты уже говоришь совсем как Куртис. Видно, окончательно решила выйти за него замуж.
Алиса уехала в сопровождении Оливера, который получил приглашение посетить замок Берти Стюайвесанта, построенный в средневековом стиле и расположенный с другой стороны гор. Там обещала погостить и Бетти Уайман, так что Ливер рассчитывал провести у Стюайвесантов целый месяц. Но через три дня Монтегю получил известие, что он прибудет в Нью-Йорк утром после восьми часов и просит
Монтегю его дождаться. Аллан догадывался, в чем дело, и у него было достаточно времени, чтобы решить, как ему следует поступить.
— Ну что? — спросил он Оливера, когда тот вошел к нему, — опять подвернулось выгодное дельце.
— Да, кое-что есть.
— И дело верное?
— Вполне надежное. Войдешь со мной в долю? — спросил Оливер.
Монтегю покачал головой.
— Нет, — сказал он, — хватит с меня и одной попытки.
— Ты говоришь несерьезно, Аллан! — запротестовал Оливер.
— Я это твердо решил.
— Но, мой дорогой, это просто безумие! У меня сведения от самых информированных лиц. Дело верное.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Монтегю. — Но с меня довольно игры на Уолл-стрите. Я слишком много узнал за это время и устал от всего. Я не люблю азартных игр и не люблю компромиссов, которые для них необходимы.
— Но лишние деньги тебе не помешали бы, не правда ли? — саркастически заметил Оливер. — Мне хватает того, что я имею.
— А когда твой капитал иссякнет?
— Не знаю, что будет тогда. Найду что-нибудь себе по душе.
— Хорошо, — сказал Оливер. — Это твое дело. Тогда я попробую на свой собственный страх и риск.
Они вышли из дома, взяли кеб и поехали по городу.
— Откуда ты получил свои «верные» сведения? — спросил Монтегю.
— Из того же источника, что и раньше, — ответил брат.
— Опять эти же акции Трансконтинентальной компании?
— Нет. Другие.
— Какие же именно?
— Я имею в виду акции Миссисипской стальной компании.
Монтегю повернулся к нему.
— Миссисипской стальной компании! — воскликнул он.
— Что тут странного, — сказал Оливер, — и что тебе до этого?
— Миссисипская стальная компания! — опять воскликнул Монтегю. — Разве ты не знаешь о моем конфликте с Северной Миссисипской железной дорогой?
— Конечно, знаю, но какое отношение это имеет к Миссисипской стальной компании?
— Но ведь Прайс — ее владелец!
— О, об этом я и забыл, — сказал Оливер.
Светская жизнь не оставляла ему времени для того, чтобы вникать в дела брата.
— Аллан, — прибавил он живо, — не говори мне больше ничего.
— Теперь все это меня не касается, — ответил Монтегю, — я вышел из дела. Но меня интересует вопрос: разве акции компании поднимаются?
— Напротив, они понижаются в цене.
Монтегю поразился.
— Это не обошлось без Стального треста, — прошептал он.
— Должно быть. Мои сведения получены от кругов, близких к Стальному тресту.
— Как ты полагаешь, они пытаются сломить Прайса?
— Не знаю. Думаю, они сделают это, если захотят.
— Но большая часть акций принадлежит Прайсу, — сказал Монтегю, — разве они в состоянии отобрать их у него.
— Не в состоянии, если они имеются в наличии, то есть не заложены и за них не выданы закладные. Но представь, что их уже нет у него, представь, что какой-нибудь банк выдал ему ссуду под эти акции — тогда что?
Монтегю был заинтригован. Он сопровождал брата, пока тот получал деньги в банке, обзванивал своих маклеров, приказывая продавать акции Миссисипской стальной компании. Наконец, он вынужден был покинуть брата, так как в этот день был занят в суде. Выйдя через несколько часов из здания суда, он купил биржевой бюллетень, и первое, что бросилось ему в глаза, был курс акций Миссисипской стальной компании: они котировались вечером почти на двадцать пунктов ниже, чем утром!
Даже голые цифры говорили ему о многих трагедиях: он представлял себе торжествующих и отчаявшихся пайщиков. Казалось, титаны развоевались. Оливер сумел вовремя сориентироваться. А Прайс и Райдер? Монтегю знал, что большая часть акций Прайса была заложена в Готтамском тресте. Что теперь будет с ним и с Северной миссисипской железной дорогой?
Столбцы вечерних газет были полны сенсациями. Они сообщали о том, что почва ускользала из-под ног Миссисипской стальной компании Распространялись самые невероятные слухи. Компания значительно превысила свои финансовые возможности; говорили, что ее служащие погрязли в спекуляциях, что компания не будет в состоянии выплатить причитающиеся держателям акций за четверть года проценты и необходимо будет учредить опеку. Намекали, что компания перейдет в руки Стального треста. Однако такого рода слухи энергично опровергались служащими треста.
Все произошло так внезапно, словно разразилась гроза среди ясного неба. Монтегю был потрясен. Для него мало значило, что сам он был теперь вне поля боя и что лично ничего не теряет. Он походил на человека во время землетрясения, который внезапно увидел перед собой разверзнувшуюся землю. Хотя Аллан и чувствовал себя в безопасности, он не мог уйти от того факта, что трещину дала та самая земля, на которой ему придется провести остаток жизни, и что новая пропасть может разверзнуться как раз под его ногами.
Монтегю не видел ни малейшего шанса спасения для Прайса и Райдера; он считал их совершенно уничтоженными и не удивился, если бы прочел, что они обанкротились. Но эти люди, видимо, выдержали не одну бурю. Все ограничилось только слухами. Акции Миссисипской стальной компании тем не менее больше не поднимались. Аллан заметил, впрочем, что и акции Северной миссисипской железной дороги понизились на восемь — десять пунктов.
Это было время великого волнения в финансовом мире. Все лето фондовую биржу трясло как в лихорадке, Казалось, что финансовые тузы и управляющие железными дорогами взяли за правило предсказывать общее разорение каждый раз, когда им приходилось произносить спичи на банкетах.
Никто, однако, не мог понять причин кризиса. Одни утверждали, что виной всему речи президента страны, его атаки на крупных капиталистов. Другие считали, что мировой капитал был истощен непрерывными войнами, землетрясениями и пожарами. Третьи жаловались на недостаток средств у правительства. Неоднократно среди общего шума раздавался трезвый голос какого-нибудь радикала, заявлявшего, что падение курса вызывалось преднамеренно, но подобное мнение казалось до того нелепым, что его или встречали насмешками, или вовсе не обращали на него внимания. Что касается Монтегю, то мысль о том, что в стране имеются люди, способные изменить положение на рынке и беззастенчиво использующие колебания цен в своих целях, казалась ему совершенно абсурдной.
Как-то раз вечером он разговорился об этом с майором Винейблом. Тот просто посмеялся над ним. Майор назвал десять — двенадцать лиц — среди них Уотермана, Дюваля, Уаймана, — которые заправляли большей частью банков в столице. Им были также подвластны три крупнейших страховых общества с капиталом в четыреста или пятьсот миллионов долларов; один из них контролировал крупную трансконтинентальную железную дорогу, которая придерживала двадцать — тридцать миллионов для спекуляций с акциями
— Если двое или трое из этих господ захотят, — заявил майор, — то они в один день затормозят всю финансовую деятельность страны. Если они поведут наступление на какие-либо фонды, то могут понизить стоимость акций до любых пределов.
— Но как же они могут это сделать? — поинтересовался Монтегю.
— Таких возможностей у них более чем достаточно. Вы заметили, что последний крупный кризис начался при крайней нехватке денег, какой уж много лет не видели на Уолл-стрите, Теперь представьте себе, что эти господа сосредоточили большие финансовые средства и договорились между собой изъять их из оборота в условленное время. Представьте себе, что и их собственные банки, и банки, директора которых подкуплены ими, и страховые общества, которыми они заправляют, сделают то же самое! Можете себе вообразить, как все бросятся добывать деньги, искать займы. И при такой нервозной обстановке, при почти полном отсутствии кредита. Причем это вспыхивает в массовом масштабе, — разве вам не ясно, к чему все это может привести?
— Это похоже на игру с огнем, — заметил Монтегю.
— Опасность, однако, не так велика, как можно предположить, — ответил майор.
— Наше спасение в том, что крупные финансовые воротилы не могут поладить между собой. Уотерман, например, добился займа в десять миллионов от казначейства. Уайман, напротив, добивается повышенных цен и берет на Уолл-стрите ссуду в пятнадцать миллионов. Здесь в городе не менее двенадцати крупных банковских трестов.
— И они соперничают друг с другом? — спросил Монтегю.
— Конечно, — отвечал майор, — например, борются за контроль над иногородними банками. Все банки страны отправляют избыточную часть своих капиталов в Нью-Йорк, что составляет около четырехсот — пятисот миллионов долларов, то есть огромную сумму. Многие крупные банки финансируют до двух тысяч различных учреждений, и на этой почве процветает самая отчаянная конкуренция Короче, происходит ожесточенная схватка.
— Все ясно, — сказал Монтегю.
— Только на одном все банки сошлись, — продолжал Винейбл, — на своей ненависти к независимым банкам. Дело в том, что крупные банки обязаны иметь в наличии двадцать пять процентов своего капитала, в то время как независимые — только пять, благодаря этому оборот средств у последних быстрее, они выплачивают четыре процента по вкладам, широко себя рекламируют и вытесняют монополистов. Их около пятидесяти в одном Нью-Йорке, и в их руках сосредоточивается около миллиарда долларов. И прошу вас запомнить мои слова: из-за этого вскоре прольется кровь.
Монтегю было суждено вспомнить это пророчество.
Через несколько дней произошел случай, который пролил новый свет на положение вещей. Однажды после обеда к Аллану пришел Оливер. Он принес с собой письмо. — Аллан, — сказал он, — что ты об этом думаешь?
Монтегю взглянул на письмо. Оно было от Люси Дюпрэ.
«Мой дорогой Олли, — прочитал он, — я оказалась в весьма затруднительном положении, так как одна денежная операция, на которую я рассчитывала, не удалась. Все средства, с которыми я, приехала в Нью-Йорк, на исходе. Теперь мое положение довольно тяжелое. У меня имеется вексель на сто сорок тысяч долларов, выданный мне Стенли Райдером в уплату за акции. Он подлежит оплате через три месяца. Мне пришло в голову, что вы, быть может, знаете кого-нибудь, кто мог бы учесть или выкупить этот вексель. Я была бы очень рада отдать его за сто тридцать тысяч. Прошу вас, сохраните все это между нами».
— Как ты думаешь, что все это значит? — спросил Оливер.
Аллан пристально посмотрел на него.
— Право, мне нечего сказать.
— Много ли было у Люси денег, когда она приехала сюда?
— Три или четыре тысячи долларов. А затем она получила еще десять тысяч от Стенли Райдера при продаже своих акций.
— Не могла же она так много израсходовать! — воскликнул Оливер.
— Она могла куда-нибудь поместить свои деньги, — сказал Монтегю задумчиво.
— Да никуда она их не помещала! — воскликнул Оливер.
— Но не это меня смущает, — заметил Монтегю. — Я не пойму, почему Райдер сам не учтет этот вексель?
— Вот именно! Почему он разрешил Люси пустить его вексель в продажу?
— Возможно, он об этом даже не знает. По-видимому, она держит свои дела в тайне от него.
— Чепуха, — возразил Оливер. — Я ничему этому не верю. Я думаю, все это происки самого Райдера!
Монтегю в недоумении пожал плечами.
— Я полагаю, он пытается учесть свой собственный вексель, — продолжал Оливер, — я не верю, чтобы Люси решилась обратиться к нам ради себя самой. Скорее, она согласилась бы умереть с голода. Она слишком горда.
— Однако Стенли Райдер, — возразил Монтегю, — президент Готтамского треста…
— Это ничего не значит. Это его собственный вексель, а не треста, и, уверяю тебя, ему неоткуда взять денег. Несколько дней назад одна крупная компания приостановила платежи, а я знаю, что Райдер входил в число ее пайщиков. Он пострадал также при понижении курса акций Миссисипской стальной компании, и я готов побиться об заклад, что он рыщет теперь повсюду в поисках денег. Тут-то он и решил использовать Люси. Чтобы выйти из положения, он не остановится перед тем, чтобы забрать у нее последний доллар.
Монтегю некоторое время хранил молчание. Потом он крепко стиснул пальцы и проговорил:
— Я должен увидеть ее.
Люси выехала из дорогого отеля, в котором устроил ее Оливер, и сняла квартиру на Ривер-Сайд. На следующее утро Монтегю отправился туда.
Она встретила его в дверях гостиной. Аллан заметил, что Люси бледнее обычного. Ее лицо отражало следы пережитых волнений.
— Аллан! — воскликнула она. — Я знала, что вы придете. Как вы могли так долго не появляться?
— Я не думал, что вы хотите меня видеть, — сказал он.
Она ничего не ответила и села, не спуская с него глаз, в которых сквозил испуг.
Внезапно он почувствовал, что в душе его что-то оборвалось.
— Люси! — воскликнул он. — Не хотите ли вы уехать отсюда? Уехать, пока еще не поздно?
— Куда? — спросила она.
— Куда-нибудь! Поезжайте обратно домой.
— У меня нет дома, — ответила Люси.
— Уходите от Райдера, — сказал Монтегю. — Он же губит вас!
— Никто не руководит моими поступками, Аллан, — сказала Люси. — Вы не должны винить Стенли, мне неприятно это слышать.
Она замолчала.
— Люси! — сказал Монтегю. — Я читал письмо, которое вы написали Оливеру.
— Я так и подумала. Просила же его этого не делать.
— Послушайте, может быть, вы скажете, что все это значит? Только всю правду.
— Скажу, — проговорила она тихо.
— Я помогу вам, если вы оказались в затруднительных обстоятельствах, но не Райдеру. Если вы разрешаете ему эксплуатировать вас…
— Аллан, — воскликнула она, вспыхнув. — Неужели вы думаете, что он знал о моем письме?
— Да, я так думаю.
— Как вы можете!
— Я знаю, что ему угрожает банкротство.
— Да, и я хочу помочь Стенли, чем могу. Это безумная мысль, но это все, что я могла придумать.
— Ясно, — сказал Монтегю.
— Неужели вы не понимаете, что я не могу его оставить? — воскликнула Люси. — Теперь больше, чем когда-либо, он нуждается в помощи. Все друзья оставили его, и я единственный человек, который о нем заботится… который действительно его понимает…
Монтегю не знал, что сказать.
— Я, конечно, причиняю вам боль, — сказала Люси, — но думаю, вы меня когда-нибудь поймете, а что касается всех остальных — мне до них нет никакого дела.
— Хорошо, Люси, — произнес Аллан с грустью. — К сожалению, я ничем не могу вам помочь и не стану вас больше беспокоить.
