Глава 4. Часть 2. Черные псы

19
По мнению Зби, в том, как Реб подошел к молодой жен­щине, обратился к ней и сразу же обворожил, было что-то колдовское.
Эстер Коли, так ее звали, уже исполнилось тридцать, она не была красавицей, но у нее было приятное лицо, полное неги тело; а главное, она была одной из тех нью-йоркских женщин — такие иногда проходили мимо его ки­оска — о которых Зби и мечтать не смел; ему, например, не пришло бы в голову купить Эмпайр стейт билдинг, чтобы поселиться в нем. В первый же вечер в двадцати шагах от себя он увидел, как Реб подошел к женщине и толкнул ее так бесцеремонно, что бумажный пакет, который она выносила из магазина Джимбела, лопнул, а его содержи­мое высыпалось на тротуар Тридцать третьей улицы. Вна­чале молодую женщину охватила ярость, но потом она бы­стро успокоилась, так как Реб с удивительной неуклюжестью кинулся все подбирать. И вот наступил мо­мент, когда она улыбнулась, а затем расхохоталась. Они ушли вместе — он нес то, что еще уцелело от пакета, а когда она поджидала свой поезд на Пени Стейшн, Зби изда­лека видел, что они по-прежнему покатываются со смеху.
На следующий вечер он сел в поезд вместе с ней.
На третий вечер он не вернулся ночевать и появился лишь после десяти утра; от него исходил прелестный аро­мат женских духов. И в тот же день, 22 июля 1950 года, Зби с Ребом после полудня отправились в редакцию одной из тех больших газет, что Зби продавал уже много лет, в. Ист-Сайд, на Сорок вторую улицу. Они поднялись в лиф­те на этаж, где располагалась дирекция.
— Жди меня здесь, — велел Реб.
— Послушай, я не могу оставить киоск на маленького Эрни. Это не по мне. Представь, вдруг эти сволочи явятся снова…
— Больше не явятся.
Зби уселся, явно чувствуя себя не в своей тарелке среди элегантных секретарш. Он смотрел, как Реб шел мимо них, и многие, подняв голову, глядели ему вслед, привле­ченные этой высокой фигурой, этой неторопливой, почти царственной походкой и его выразительными глазами, Реб прошел через весь кабинет и подошел к столу, за которым сидела Эстер Коли, возле большой обитой кожей двери; за ней находилась «святая святых». Он принялся болтать с молодой женщиной, и сначала она очень энергично отри­цательно качала головой. Она продолжала отказывать еще несколько бесконечно долгих минут; ее постоянно преры­вали и выходившие из кабинета, она контроли­ровала их и телефонные звонки. Но всякий раз она снова продолжала спорить с Ребом, который, этакий змей-искуситель, беспрестанно улыбался, несомненно, доказывая что-то свое. И вот настал момент, когда Эстер Коли, сда­лась, как это было и у выхода из магазина Джимбела. Они теперь улыбались друг другу, хотя она все еще покачивала головой, словно не веря его словам, с таким видом, будто говорила: «Что же ты со мной делаешь…» Тут Реб вернул­ся к Зби, сел радом и сказал по-польски:
— Деле в шляпе. Она пустит нас к нему в перерыве между двумя встречами. Даже если придется немного по­дождать.
— Пустит куда?
— К самому главному боссу.
— Боже мой, зачем? — воскликнул ошалевший Зби.
— Я тебе уже все объяснил.
Им действительно пришлось прождать около двух ча­сов; мимо них сновали взад-вперед мужчины и женщины; кое-кто с удивлением взирал на этих субъектов в голубых рубашках, которые терпеливо сидели в приемной одного из могущественных королей прессы в мире. Наконец Эс­тер Коли подала им знак. Они встали, подошли к большой обитой кожей двери, перед которой молодая женщина на­последок шепнула Ребу: «Я делаю глупость. Как тебе уда­лось заставить меня пойти на это, негодяй?» Но по ее лицу блуждала влюбленная улыбка, и она даже исхитрилась ла­сково коснуться его руки.
Это произошло, по словам Збигнева Цыбульского, 22 июля 1950 года, около пяти вечера. В тот день в час Реб Михаэль Климрод начал свое молниеносное и фантастиче­ское восхождение к вершинам успеха.
— Я знаю, — начал Реб, обращаясь к человеку, садя­щему перед ними за столом. — Я знаю, что у вас совсем нет времени. Дело в том, что у меня родилась идея. Она позволит вам сэкономить пять процентов на стоимости распространения ваших газет, ускорить на пятнадцать процентов доставку этих газет и гарантирует вам увеличе­ние розницы на девятнадцать-двадцать процентов во всех пунктах продажи в южной части Манхэттена, то есть в трехстах двенадцати киосках. Но это лишь начало. Мою идею можно распространить на все точки, где продаются ваши газеты. Я закончил. Теперь можете выставить меня, если пожелаете.
Но серые глаза Реба смотрели остро, как в дни великой удачи.
Человек за столом снова спросил Реба, о какой« собст­венно, идее идет речь, и тот ему все объяснил. Он, выслу­шав его, спросило:
— Но вы-то, черт возьми, кто такой?
— Меня зовут Антон Бек, — ответил Реб.
— Немец по происхождению?
— Швейцарец.
— Значит, придется иметь дело с вами в случае, если мне захочется ее осуществить?
— Не только со мной. С компанией, учредителем кото­рой является присутствующий здесь мистер Цыбульский. — И, обращаясь к Зби по-польски, поспешно доба­вил: — Зби, ради бога, молчи. Отвечай лишь «да», если я пошевелю правой рукой, и «нет», если левой.
Человек за столом окинул взглядом Зби.
— Значит, в вашу компанию входят триста продавцов газет южного Манхэттена?
— Да, — подтвердил Зби, судорожно твердивший про себя: «Да», если шевельнется правая, «нет», если левая…»
— Вас в самом деле поддерживают все продавцы?
— Да, — сказал Зби.
— В настоящий момент распространение наших газет поручено созданной нами службе, которой руководит че­ловек по фамилии Финнеган. Вы его знаете?
— Да, — ответил Зби.
— Вы действительно считаете, что ваша компания смо­жет работать эффективнее и дешевле, надежнее, чем служба Финнегана?
— Да, — ответил Зби, совсем сбитый с толку и едва по­нимающий задаваемые ему вопросы.
— Финнеган — не тот человек, кого легко лишить его бизнеса. И его ирландцы тоже. Как, по-вашему, вы сумее­те справиться с Финнеганом без моего вмешательства?
— Да, — подтвердил Зби.
— И когда, вы думаете, ваша компания сможет совер­шать сделки?
— Через девять дней, — вмешался в разговор Реб, — Первого августа. На рассвете.
Выйдя из огромного холла, где стоял громадный глобус, на Сорок вторую улицу, Ист-Сайд, Зби наконец осмелился открыть рот. Он едва слышно осведомился по-польски:
— Кто этот Финнеган, о котором он говорил?
— Тот тип, который берет с вас по полтора доллара в день за то, что привозит газеты, хотя в любом случае он обязан их доставлять, так как ему за это платят. А если с трехсот двенадцати продавцов брать по доллару пятьдесят центов ежедневно, то получается четыреста шестьдесят восемь долларов в месяц, а в год — сто шестьдесят восемь тысяч четыреста восемьдесят долларов. Трое твоих мелких воришек, поигрывающих ножами, по сравнению с ним младенцы. — Реб улыбнулся: — И к тому же Финнеган такой человек, который попытается разделаться с нами, с тобой и со мной. Конечно, с помощью железных прутьев. Таков его стиль.
— А добьется он своего?
— Не думаю, — сказал Реб. — Это меня очень удивило бы.
На самом деле из трехсот двенадцати продавцов лишь двести семьдесят восемь ответили на приглашения Зби, Симона Гошняка и других. Первое общее собрание будущих акционеров будущей первой созданной Ребом Климродом компании состоялось вечером 22 июля 1950 года, в ангаре, расположенном неподалеку от нынешнего «Уорлд трейд сентр».
Насколько известно Зби и Сеттиньязу, на этой встрече впервые стали действовать два еврейских адвоката румынского происхождения — Лернер и Берковичи, которые, несомненно, стали первыми из знаменитых Черных Псов Короля.
И ясно, что в поступках Реба Климрода (ему было два­дцать один год и десять месяцев), который за несколько дней заложил первые камни в основание сказочной пира­миды своего могущества, было нечто пугающее, заворажи­вающее, нечто такое, от чего голова шла кругом.
Реб, представившись под именем Антона Бека, взял слово и объяснил собравшимся все выгоды этой сделки. Необходимо было учредить компанию, основными акцио­нерами которой станут все приглашенные, в их числе и он. Основными, но не единственными, как он ясно намекнул. Этой компании предстояло закупить грузовики и мото­циклы, что позволило бы доставлять любую газету или прочие печатные издания, которые им поручили бы прода­вать. Она осуществила бы это на основании контракта, подписанного с тремя крупнейшими ежедневными газета­ми Нью-Йорка, которые соглашались поручить им их распространение в районе южного Манхэттена. Збигнев Цыбульский, чью кандидатуру он предложил на пост президента, в тот же день заключил соглашение с «боль­шим боссом» газеты на Сорок второй улице, которого все прекрасно знали.
Необходимые капиталы должен был предоставить один банк.
Реб сказал, что они со Зби возьмут на себя обязательст­во добиться согласия банка и берутся также обеспечить компанию грузовиками к водителями.
И что все будет готово в ночь с 31 июля на 1 августа.
На вопросы, сразу же заданные ему по поводу ирланд­цев Финнегана, которые наверняка не позволят просто так, без борьбы, вышвырнуть себя из газетного рэкета, Peб отвечал, что они со Зби и это возьмут на себя, он лично займется упомянутыми ирландцами и самим Финнеганом, а всем продавцам газет остается лишь адресовать этих ирландцев к нему, Антону Беку.
Он объяснил им, как будет функционировать компания, в которой их доля участия составит тридцать процентов. Но чтобы стать акционерами, от них потребуется начиная с 1 августа вносить по полтора доллара, правда, теперь не людям Финнегана, а Зби. Нет, это не рэкет в стиле Финнегана, это совсем другое: эти полтора доллара больше не будут уходить от них безвозвратно; поскольку он хочет их всех сделать акционерами, то эти полтора доллара вскоре станут приносить им прибыль.
Он давал все объяснения на английском, но, зная, что многие его слушатели стали иммигрантами совсем недав­но, повторял их на польском, немецком, испанском, итальянском и французском. И даже на идиш.
Он говорил, медленно прохаживаясь среди них, обра­щаясь к ним своим спокойным, приятным, размеренным и успокаивающим голосом, проявляя при этом неслыхан­ную силу убеждения, мало-помалу прибирая их к рукам, в фигуральном смысле этого выражения…
Такую силу, что грудь Зби распирала ни с чем не срав­нимая гордость: ведь именно он был другом и доверенным лицом такого человека, это он предоставлял ему кров, ког­да Король жил в Нью-Йорке.
Да и чем они рискуют, уговаривал их Реб, раз от них не требуется ничего другого, как вносить в кассу компании те полтора доллара, что они на протяжении многих лет отда­вали ирландцам? А если Финнеган пригрозит обрушить на них свою ярость, то они смогут воспользоваться им, Анто­ном Беком, как громоотводом.
Цыбульский никогда не слышал имени Дова Лазаруса. Однако именно им Реб Климрод в июле 1950 года восполь­зовался, чтобы перед ним распахнулись некоторые двери. Возможно, двери столь важных персон, как Мейер Ланский, Лепке Бухалтер, Менди Вейс, Аб Ландау, Бу Вейнберг, Абнер Цвильман, Баггси Чигель и «голландец» Шульц, Сумасшедший голландец, настоящее имя которо­го было Артур Флегенхаймер.
В июле 1950 года многие из этих людей уже умерли или сидели в тюрьмах, но оставалось еще немало тех — Климрод мог разыскать их, — кто знал Дова и охотно выслушал бы человека, пришедшего от его имени.
В этом единственное объяснение того, что произошло 23 июля, на другой день после собрания акционеров.
— Напомни-ка свою фамилию.
— Юбрехт. Или Бек. Или Климрод. Выбирайте сами. Перед ними был Эби Левин. Он стал наследником Леп­ке Бухалтера, казненного в 1944 году за какое-то убийство, и возглавил объединения по производству одежды и предприятия по перевозке грузов, имеющие отношение к швейной промышленности. На несколько секунд он пере­вел взгляд с Реба на Зби:
— А это кто?
— Он будет официально возглавлять компанию.
— Но за его спиной, конечно, будешь стоять ты?
Реб кивнул; в его глаза к плясали веселые искорки:
— Да.
— И какова твоя доля?
— Шестьдесят процентов.
— Значит, ты создашь трест, а этот, — он показал на Зби — станет твоим управляющим?
— Да.
— А сколько я должен будут заплатить, чтобы войти в твое дело?
— Ничего, — сказал Роб. — Я сам буду платить шофе­рам, возьму на себя все издержки, если только ирландцы пошевелят пальцем. Вы не потратите ни цента.
— Десять процентов за то, чтобы законно было объяв­лено о моем участии в деле, так ведь? И ты думаешь, Финнеган заткнется, когда узнает, что за птица твой компаньон?
— Вот именно, — сказал Реб.
Левин улыбнулся в ответ:
— Ты откуда свалился, парень?
— Из Танжера, — ответил Реб. — Я там был с Солом Манкуза и прочими. Они могут за меня поручиться. И они тоже.
Снова воцарилась тишина. Затем Левин сказал:
— Сорок тебе, тридцать мне, тридцать твоим ребятам.
— Вам двенадцать, — поправил Реб. — Вы не вклады­ваете ни цента, хотя месяца через два вам будет каждый месяц капать полторы-две тысячи долларов. Но я объяс­нил вам лишь часть своего замысла. У меня есть и другие идеи. Я снова зайду на днях переговорить об этом.
— Финнегана будет трудновато переубедить. С этими ирландцами лучше не связываться. Двадцать пять.
— Пятнадцать, — сказал Реб.
Оба улыбнулись. Эби Левин начал свою карьеру в двад­цатые годы шофером такси; потом стал телохранителем, через несколько лет проникнув в ближайшее окружение Луи (Лепке) Бухалтера и Джэкоба (Джэка) Шапиро. В 1942 году он был осужден на год тюрьмы за вымогательст­во, но его пребывание в тюрьме Томбс отличалось особым комфортом (он даже имел право уходить домой, если хо­тел).
— Скажем двадцать и прекратим этот разговор.
— Девятнадцать. Последняя цена.
— Это оставляет за тобой контрольный пакет акций. И надо будет застраховать эти грузовики.
— Это уже мной сделано. В «Алькоре».
Левин с явным удовольствием одобрил его выбор. «Алькор» — название страховой компании, которую тогда воз­главляли два человека — Льюис и Пиццо. Пиццо был уполномоченным по проведению избирательной кампании мэра Нью-Йорка Винцента Импеллитери, а также зани­мался бегами в Йонкерсе. По сути дела, «Алькор» входил в синдикат по страхованию профсоюзов, которым управлял Джеймс (Джимми) Р.Гоффа, вицепрезидент Междуна­родного синдиката водителей грузовиков.
— Двойная защита, да? — заметил Левин. — С одной стороны, я с друзьями, с другой — Джимми и профсоюз водителей. Финнегану наверняка придется убраться на Аляску, если у него ума хватит.
— Осторожность никогда не мешает, — сказал Реб.
Он сделал знак адвокату Лернеру, который немедленно извлек заранее подготовленные контракты — туда были вписаны те суммы, о которых сейчас договорились, — и предложил подписать. Некто Хинц от имени Левина и Зби поставили свои подписи. Затем Реб обратился к Левину:
— И вот еще что, если позволите. Предположим, что мой друг Зби и я или же я с каким-нибудь другим другом захотим повторить подобную сделку в других городах, кроме Нью-Йорка.
— Каких именно?
— Филадельфия, Балтимор, Вашингтон, Бостон, Питтсбург, Цинциннати, Детройт, Чикаго, Кливленд, Монре­аль. Это, разумеется, для начала, — улыбнулся Реб. — Можно, конечно, попробовать и в других, но не сразу.
Левин прищурил свои черные глаза. Зби испугался, правда, не так сильно. Левин тихо спросил:
— Ты намерен делать это каждый раз от имени одной компании? Не кажется тебе, что это слишком?
— Компании будут разные. Абсолютно. В каждом горо­де новая. Вы не могли бы мне помочь?
— Пятнадцать процентов моим друзьям на местах, де­сять — мне.
— Одиннадцать и семь, — ответил Реб. — У вас есть время все продумать, я загляну через несколько дней. У меня полно дел…
После этого они предприняли маневр в одном банке Ньюарка (штат Нью-Джерси) вместе с другим Черным Псом — Бенни Берковичи. Он был осуществлен в тот же день когда они встречались с Эби Левином. И здесь Зби снова подписал договор на получение банковской ссуды в тридцать тысяч долларов, которого добился Берковичи; адвокат напирал на то, что им дал согласие издатель газе­ты с Сорок второй улицы, а возможно, и на участие в этом деле — пусть через подставное лицо — Левина.
Закончив дела в банке, Берковичи снова укатил в Нью-Йорк, где с помощью Симона Гошняка и прочих велел трубить сбор всех продавцов газет, чтобы как можно боль­шее их количество стало акционерами компании (лишь девять из трехсот двенадцати ответили отказом). А сам Зби вместе с Ребом и Лернером выехал поездом в Балтимор.
В Балтиморе, куда они прибыли на следующий день, 24 июля, — всего через шесть дней после появления Реба Климрода в Нью-Йорке! — Зби подписал с армией Соеди­ненных Штатов контракт на приобретение из военных из­лишков тридцати четырех грузовиков механизированного корпуса, который недавно был переброшен на родину из Европы, а также шестидесяти шести мотоциклов.
Зби давно уже пребывал в эйфории. Его редко охваты­вала тревога — разве что короткие минуты волнения от этой ошеломляющей серии сделок, связь между которыми он либо плохо, либо совсем не улавливал. «Но я был готов подписать даже Декларацию независимости, если бы Реб попросил меня об этом. Я ему полностью доверял. И будь я проклят, если не прав. Разве я не оказался прав? Посмот­рите на меня: я — миллиардер под солнцем Флориды! И додумать только, что в десять лет я уже начал работать на шахтах Нова Гуты!»
Однако один вопрос его все же волновал:
— А наши грузовики так и останутся цвета хаки?
— Мы их перекрасим, это тоже предусмотрено. Сегодня же ночью. Надеюсь, ты ничего не имеешь против зеленой краски, Зби?
Вполне естественно, что далее события все убыстряли свой бег.
Вернувшись в Нью-Йорк, Берковичи, Реб Климрод со Зби (это стало возможным в итоге действий юристов) по­сетили три завода: два располагались в Бронксе, один — в Бруклине; один делал сосиски, другой выпекал булочки, третий выпускал кондитерские изделия. В то же день с ни­ми были заключены контракты. В них предусматривалось, что поставка товаров начнется с первого августа; в них также оговаривалось, что закупки могут быть приостановлены в любой момент с уведомлением за две недели.
В этот же день, 25 июля, Зби обнаружил, что, кроме сво­их двух постов президента профсоюза «Продавцов газет в южном Манхэттене» и президента-генерального дирек­тора «Личной компании по распространению новостей», он оказался председателем совета еще какой-то лавочки под названием «Продовольственная организация Яуа».
— Что означает «Яуа»?
— Так, одно воспоминание, — ответил Реб.
— Объясни, Бога ради, что мы будем делать с этими миллионами сосисок.
— Продавать, Зби, продавать. Вместе с вашими газета­ми и журналами. Мэрия дала на это согласие. Ты и твои три сотни акционеров уже являются владельцами грузови­ков. Эти машины в основном будут работать утром и не­много после обеда. Плюс развозка специальных выпусков. А остальное время, Зби? Неужели ты сочтешь нормаль­ным, что твои грузовики и водители все оставшееся время будут оставаться без дела? Сам понимаешь, что нет. Впро­чем, вопрос лишь в организации. Грузовики могут развозить и газеты, и сосиски, и содовую, и фруктовые соки…
— Какую содовую?
— Сам подумай, Зби: ты будешь кормить множество людей, неужели не предложишь им ничего попить?
Операция с газетой, или, точнее, газетами, начала осу­ществляться в то же время.
Типография находилась в квартале Флатбуш, в Брук­лине. Когда-то, лет двенадцать назад, это предприятие процветало; тогда оно принадлежало братьям Монагэн — здесь выпускали, кроме всего прочего, газету на итальян­ском языке «Иль Мартелло», которую издавал некто Тре­ска, довольно известный анархист, антифашист и анти­коммунист
[Его загадочное убийство в 1943 году стало в США сенсацией (прим.автора).].
Один из братьев Монагэн умер, второй вышел из дела. Типографию затем купил Роджер Данн в начале 1946 года, вскоре после возвращения с Тихого оке­ана, где служил лейтенантом морской пехоты. Данн ут­верждает, что впервые встретился с Ребом Климродом ве­чером 26 июля. Тот пришел один. Объяснил причину своего появления. Данн сильно удивился:
— Много газет? Вы хотите издавать сразу несколько га­зет? Как, вы сказали, ваше имя?
— Бек. Но на самом деле речь не идет об издании раз­ных газет. Хочу подчеркнуть, что полосы объявлений бу­дут общие. Как, впрочем, и все остальные, но в отдельных случаях придется делать выпуски на разных языках: на немецком, на итальянском, на польском, на идиш и т.д.
— Неважно, что текст одинаковый, — возразил Данн. — Мне придется его перебирать. И, кроме того, оп­лачивать новый набор на каждом языке.
В большом цехе пусто. Два последних наборщика пол­часа как ушли. В те времена типография Роджера Данна с трудом держалась на плаву благодаря лишь печатанию различных афишек и торговых каталогов.
— Мне прежде никогда не доводилось видеть типогра­фии, — с любопытством сказал Бек своим мягким и тягу­чим голосом с едва уловимым акцентом. — Не могли бы вы мне объяснить, как она работает… Если, конечно, у вас есть свободное время. Ведь уже поздно.
Роджер Данн перехватил взгляд серых глаз Реба. Он и сам был высокого роста, метр восемьдесят пять сантимет­ров. Он почему-то ответил, что сегодня вечером у него не­отложных дел нет. Целый час он посвятил привычному об­ходу цеха, подробно рассказывая Ребу о работе всех машин вплоть до бумагорезательной. Он замедлил шаг с грустным выражением на лице, что невозможно было скрыть, перед громадной ротационной машиной, которая бездействовала целых четыре года. И спросил у своего гос­тя, каким ветром занесло его к нему…
— Мне говорил о вас один человек, мастер цеха из «Бруклин Игл». Молодой печатник, готов идти на риск, с финансами у него туго… Нет, не сомневайтесь, мое дело чистое, совершенно законное. Именно этот вопрос вы хо­тели задать?
— Да.
— Вы уже получили ответ. Пятьдесят тысяч экземпля­ров для начала. Я даю идею, редакторов на четырех язы­ках, обеспечиваю распространение, рекламу, заказы на нее от предприятий, среднесрочное и долгосрочное финан­сирование. Наши газеты…
— Почему «наши»?
— Ваши и мои, если вступите в нашу ассоциацию. В первые десять дней будем распространять наши газеты бесплатно. У меня есть несколько грузовиков и мотоцик­лов, которые будут загружаться газетами прямо с ротаци­онных машин. И доставляться в триста двенадцать ки­осков южного Манхэттена на тех же условиях, что и «Таймc», «Миррор», «Уорлд телеграмм», «Пост» и «Джорнэл америкэн», а также еще в две тысячи сто шесть ки­осков большого Нью-Йорка. Продавцы из южного Ман­хэттена — наши компаньоны, и они согласны вести продажу газет, не беря с нас процентов в течение первого месяца. Кроме того, они возьмут на себя обязательство ре­кламировать газету среди своих клиентов и выяснять, кто из них выражает особый интерес к ней и на каком именно языке — немецком, идиш, польском или итальянском. Принцип ассоциации, «товарищества с ограниченной от­ветственностью», затем распространится на всех торговцев газетами в Нью-Йорке, которые с ним согласятся, войдя в компанию «Нью-Йорк мигрант ньюс, инк.», которую мы намерены создать.
— Вы упомянули…
— … о бесплатном распространении. Я знаю. Один из моих адвокатов со своей «командой» составляет сейчас список тех коммерсантов, которые одновременно пред­ставляют собой и потенциальных рекламодателей, и недавно прибывших в страну иммигрантов. — каждый говорит на одном из тех языков, что я упомянул, среди их по­купателей значительный процент наших будущих читате­лей. Все эти коммерсанты получат бесплатную подписку. Они станут базой рекламного агентства, которое скоро бу­дет создано. Бесплатно будут обслуживаться все учрежде­ния, как государственные, так и частные, которые прини­мают в любом качестве недавних иммигрантов или лиц, еще не забывших родного языка. Таким образом наши бу­дущие рекламодатели получат твердую гарантию, что в трехнедельный срок будет расходиться пять тысяч экземп­ляров нашей газеты, то есть в их распоряжении окажутся по меньшей мере двести тысяч читателей, уже отобранных нами после выхода газеты в свет. Специалисты по рекламе называют это «мишенью». Роджер Дани открыл рот…
— Послушайте меня, прошу вас, — сказал Бек. — Я, конечно, могу провернуть это дело с куда более крупной типографией, чем ваша, с помощью одного банка, даже в сотрудничестве с уже созданной газетой. Но предпочитаю этого не делать. Я хочу сохранить контроль над предприя­тием. Наши газеты будут выходить вдвое меньшим форма­том, чем обычные дневные газеты,..
— Таблоид, — вставил наконец Роджер Данн.
— Таблоид. Ведь такую газету удобнее читать в метро, а целая страница объявлений в газете этого формата стоят дороже, чем полстраницы в газете обычного двойного фор­мата, в этом случае можно создать впечатление, будто мы даем читателю двенадцать страниц, тогда как на самом де­ле их всего шесть.
Итак, наши газеты будут выходить на двенадцати страницах формата таблоид, шесть из которых будут целиком отданы под рекламу — она останется неиз­менной во всех выпусках, независимо от языка, на каком печатается. Общая «болванка» в некотором роде. Все эти объявления — хочу подчеркнуть особо — будут собираться нашими компаньонами — продавцами газет. Будучи акци­онерами компании «Нью-Йорк мигрант ньюс», они заин­тересованы в том, чтобы ее газеты приносили прибыль как можно скорее. Четыре мотоциклиста будут постоянно де­ржать связь с этими людьми, собирая рекламные тексты. Пока у нас не появятся свои помещения, я уже присмот­рел два местечка — одно в Манхэттене, другое здесь, в Бруклине. Завтра займусь Бронксом и Стейтен Айлендом. Завершив объезд, мотоциклисты появятся у вас самое поз­днее в девять тридцать вечера, к концу работы, но все объ­явления, поступившие к этому часу, должны быть непре­менно опубликованы в утреннем выпуске, если только клиент не передумает.
Сколько вам потребуется времени,. чтобы набрать и сверстать шесть полос рекламных объяв­лений? Восемь колонок на каждой полосе? Шеф производ­ственного отдела «Миррор» вчера сказал мне, что для это­го ему нужен час. Но у вас не та скорость набора, что в «Миррор». Дадим вам три часа. Даже четыре, если при­нять во внимание, что вам придется выделить два линоти­па для других полос в случае получения какой-либо важ­ной статьи «в номер». Это означает, что верстка должна быть закончена где-то в полпервого ночи. Вы мне сказали, что вам потребуется полчаса для получения гранок и их запуска в машины: значит, ротацию вы можете начать часа в два ночи и закончить где-то около четырех. Каша служба доставки будет в вашем распоряжении с четырех сорока пяти. Все продавцы большого Нью-Йорка получат газеты самое позднее в шесть утра.
На самом деле я не ду­маю, что выручка за газеты сыграет решающую роль в фи­нансовом равновесии нашей сделки. А вот реклама, объяв­ления наверняка. Мы должны достичь рентабельности с пятого номера. Наша цель — стать единственным орга­ном, связывающим всех американцев немецкого, итальян­ского, польского происхождения, а также иудейского веро­исповедания. Наряду с рекламным агентством я создаю службу информации по юридическим и социальным воп­росам, которой сможет бесплатно воспользоваться каждый наш подписчик. Пока я этим занят, прошу вас не беспоко­иться о том, как вам разрешить проблемы печатания на идиш, польском, немецком и итальянском языках. Я вам в кредит подыскал три линотипа вместе со всеми нужными шрифтами, которых у вас, конечно, нет. Неужто они у вас есть? Я и говорю, нет. Что касается линотипистов и кор­ректоров, то я их тоже нашел. Речь идет о профессиона­лах, уверяю ваc, которые работают в объединенной типо­графии «Сан» и «Таймc». Я с ними уже встречался, и они готовы работать сверхурочно. Вопросы есть?
Молчание.
— О Боже всемогущий! — воскликнул. Роджер Данн, плюхнувшись в изнеможении на стул.
В ту пору стратегия Реба Климрода строилась на его не­преклонной воле приближать к себе мужчин и женщин из относительно недавней эмиграции. Это произошло с Лернером и Берковичи, хотя оба приехали в Соединенные Штаты в начале тридцатых годов и примерно в одном воз­расте: им было тогда лет по пятнадцать.
И, кроме того, у них было много общего: румынское происхождение, еврейская национальность, то же завид­ное упорство в стремлении во что бы то ни стало получить диплом юриста, занимаясь на вечерних курсах, та же за­поздалая радость его получения после того, как им при­шлось перепробовать множество временных, случайных профессий, чтобы только прокормиться; один, например, трудился в магазине готового платья (Лернер), а другой — в зубоврачебной поликлинике (Берковичи). И когда они, получив наконец этот диплом, уже предвкушали связанные с ним дивиденды, та же насмешливая судьба раскида­ла их по свету: Лернера отправила бороздить воды Корал­лового моря на корабле военно-морского флота США, в окружении этих мерзких япошек, а Берковичи — в Тунис, на Сицилию, в Италию и Францию преследовать отсту­павшие гитлеровские армии. Демобилизованные в 1945 году, в полном здравии (Лернер всегда слегка прихрамы­вал), не зная друг друга, оба снова приехали в Нью-Йорк, чтобы возобновить свое восхождение к вершине с того мес­та, до которого добрались три года назад.
И с тем же мрачным упорством ловить удачу, в чем бы она ни проявлялась, гнаться за ней. Дэвид Сеттиньяз, ко­торый никогда не питал к ним особой симпатии, однажды прозвал их Черными Псами Короля.
Лернер и Берковичи не были единственными Черными Псами; впоследствии появилось немало других во всех странах мира — настоящая свора, но два этих румынских эмигранта из Нью-Йорка были первыми и, наверно, самы­ми преданными.
Есть такая старая и знаменитая детская песенка, из ко­торой Пени Уоррен взял название одной из лучших своих книг; «…вся королевская конница, вся королевская рать»… Приближенные Короля, его Рыцари и Шуты, его Ладьи и Пешки, которые он передвигал, как хотел, на своей шах­матной доске, и были «всей королевской ратью» Реба Климрода.
Push-pull — Толкай-тяни. Вновь создаваемое предприя­тие как бы подталкивает то, что уже создано, а последнее в свою очередь тянет за собой другое, новое. Такова была неизменная стратегия Реба Климрода. Хотя он всегда, многие годы, осуществлял свои операции с головокружи­тельной быстротой, не имея при этом ни солидной инфра­структуры, ни кабинетов, ни секретарей.
Дэвид Сеттиньяз подчеркивает необычайно быстрый темп заключения сделок: с 21 июля 1950 года — день под­писания документов о создании «Личная компания по распространению новостей» (для Нью-Йорка) — по 24 авгу­ста того же года.
За этот отрезок времени Ребу Климроду удалось со­здать — ни много ли мало — пятьдесят девять различных компаний!
Что касается упомянутых компаний, которые были заня­ты доставкой прессы к объединяли столь разношерстных ак­ционеров, как продавцы газет, профсоюзы швейной индуст­рии и международный синдикат водителей грузовиков (Реб Климрод стал первым, кто установил официально признан­ные связи компании с профсоюзной организацией), и самого Климрода, то за это время их стало уже двенадцать. Две­надцать компаний, юридически друг от друга независимых, но созданных точно по образцу компании в Нью-Йорке, в таких американских городах, как Филадельфия, Балтимор, Вашингтон, Бостон, Питтсбург, Цинциннати, Детройт, Кливленд, Индианаполис и Чикаго, а также в канадских — Торонто и Монреале. При всем соблюдении принципа уча­стия профсоюзов, как это было в Нью-Йорке, нужно отме­тить, что речь не всегда шла об одних и тех же профсоюзах: в Чикаго, например, Сеттиньяз с изумлением обнаружил, что профсоюз работников скотобоен вошел в дело на условиях получения семи с половиной процентов годовых!
Но эти двенадцать компаний объединяло одно: Реб Климрод всегда оставлял за собой по крайней мере конт­рольный пакет акций, независимо от того, кто были его компаньоны.
И он никогда не выступал их официальным держате­лем, а всегда действовал через подставных лиц благодаря акту передачи собственности в управление.
Двенадцать филиалов компании родились за девятнад­цать дней с помощью Эби Левина или кого-либо из его друзей. Во всех этих случаях в дело вступали Черные Псы: по очереди Лернер и Берковичи или третий, той же поро­ды, что возник приблизительно в это время, — Абрамович. Но их методы работы были столь похожи, хотя лично они друг друга не знали, или, вернее, распоряжения Реба Климрода были столь точными, что невозможно опреде­лить, кто именно из них и что сделал.
Реб Климрод прибыл в Нью-Йорк 16 июля. За сорок дней он основал пятьдесят девять компаний, не вложив ни цента собственных денег, которых у него не было.
Но не это было главное.