Классическую задачу о разорении игрока, применимую ко всем областям спекуляции, можно изложить следующим образом. Игрок с начальным капиталом С играет против казино. В каждой игре он либо выигрывает 1 доллар с вероятностью Р, либо теряет один доллар с вероятностью Q, которая составляет 1-Р. Игрок намерен оставаться в игре до тех пор, пока его капитал не увеличится до некоего значения А либо не уменьшится до 0, т.е. до полного разорения. При такой игре вероятность разорения игрока рассчитывается по формуле:
Попробуем подставить в эту формулу какие-нибудь реальные значения. Допустим, у игрока есть 60%-ный шанс выиграть в каждой игре. Он начинает с капитала в 1 доллар и стремится увеличить свой капитал до 10 долларов. В таком случае вероятность разориться для него составляет 66,1%. Шанс выйти из игры с выигрышем в 10 долларов составляет для него 33,9% (100% — 66,1%). Таким образом, ему можно рассчитывать на финальный выигрыш в 3,39 доллара. Начав с 1 доллара, он получит прибыль в 2,39 доллара.
В таблице 8.2 сведены ожидаемые значения прибыли от последовательности игр при первоначальном капитале С и вероятности ежедневного выигрыша Р. Когда шанс на выигрыш составляет 60%, ожидаемая сумма выигрыша начинает приближаться к минимуму. Начав с 4 долларов, а не с 1, игрок увеличивает ожидаемую прибыль с 2.39 до 4,17 доллара. Этот прирост близок к относительному размеру выигрышей искусных и хорошо обеспеченных игроков в покер. Но если первоначальный капитал поднимается выше 4 долларов, то риск разорения уменьшается, а вместе с ним уменьшается и процент прибыли, необходимый для достижения цели в 10 долларов, Например, при начальном капитале в 9 долларов разорение происходит очень редко, но прибыль составит только 1 доллар (10-9).
Таблица 8.2. Ожидаемая прибыль игрока.
Веро-ятность
Капитал ($)
100%
1,00/9,00
2,00/8,00
3,00/7,00
4,00/6,00
5,00/5,00
6,00/4,00
7,00/3,00
8,00/2.00
9,00/1,00
90%
7,89
7,88
6,99
6,00
5,00
4,00
3,00
2,00
1,00
80%
6,50
7,38
6,84
5,96
4,99
4,00
3,00
2,00
1,00
70%
4.72
6,16
6,21
5,66
4,86
3,94
2,98
1,99
1,00
60%
2,39
3,65
4,16
4,17
3,84
3,28
2,58
1,78
0,91
Эта идеализированная формулировка задачи о разорении игрока демонстрирует то, что происходит на практике при игре на бирже. Спекулянт стремится, чтобы его ставка была достаточно невелика по отношению к его капиталу (дабы избежать разорения), но достаточно велика, чтобы достичь суммы выигрыша, на которую он рассчитывает. Однако, к сожалению, в реальной жизни спекулянт никогда не знает свои истинные шансы на выигрыш в каждой сделке, поэтому не может вычислить по таблице оптимальную величину ставки.
Когда шансы на успех ниже 50%, ситуация меняется. Если при шансах на выигрыш выше 50% игроку рекомендовалось делать маленькие ставки, чтобы выжать прибыль постепенно, то теперь, при малой вероятности выигрыша, лучше всего сделать максимальную ставку: только так можно рассчитывать на финальную победу. Отчасти в этом состоит причина, по которой казино обычно устанавливает лимит на ставки, которые могут делать против него, а биржа — позиционный лимит на сумму покупок, которые делает публика.
Время от времени, встречаясь с активными игроками: на бирже, я пытаюсь объяснить им, почему возможность разорения, комиссионные и сдвиги цен в совокупности оставляют спекулянту ничтожные шансы на выигрыш. В качестве иллюстрации я привожу какой-нибудь случай из жизни. Часто бывает так, что в течение одного торгового дня иены сдвигаются до уровня, означающего разорение для игрока с небольшим капиталом, а на следующий же день возвращаются обратно. Так биржа избавляется от неугодных ей трейдеров. Как правило, мои слушатели поначалу реагируют скептически на подобные рассуждения, но, как только истина доходит до них, скептицизм сменяется разочарованием и гневом. «Ты хочешь сказать, что все это время я просто-напросто кормил своего брокера?» — в конце концов спрашивает очередной слушатель. Это открытие обычно так ошеломляет неподготовленного человека, что он уже не слышит, как я добавляю: «Не огорчайся. Ты прекрасно сыграл свою роль в рыночной экосистеме».
Вернувшись к себе домой, этот несчастный долго и злобно изучает тексты своих договоров с брокером. А затем он возвращается ко мне и признает: «Вик, ты был прав. И знаешь ли, теперь я чувствую себя гораздо лучше. Оказывается, я не так уж плохо играл. Оказывается, я вылетел не по своей вине, а из-за комиссионных».
Один из моих приятелей, потерявший все свои деньги на спекуляциях серебром, поначалу просто не мог воспринять это откровение. «Да, я проиграл, но я по-прежнему уверен, что если бы продал, а не купил, то я выиграл бы столько, сколько сейчас проиграл».
«Нет, Джо! Совершенно неважно, купил ты или продал. Ты проиграл бы в любом случае!»
И когда до него наконец дошло, в чем дело, он устроился работать на ферму — выращивать елки к Рождеству.
Центральную проблему спекуляции составляет баланс между первоначальным капиталом и размером суммы, вложенной в позицию; и шансами трейдера на выигрыш и изменениями цены. Во всех хороших учебниках по игре в блэкджек рассматривается в качестве ключевой проблемы вопрос о том, сколько поставить на каждую карту, не подвергая себя серьезному риску разорения, если казино использует четыре или восемь колод. В покере главное условие успеха — умение соразмерять повышение ставок с первоначальной ставкой, со своим искусством и мастерством противников.
Основной закон спекуляций состоит в том, что если при каждой сделке шансы на выигрыш невелики, то длинная последовательность сделок (скажем, 50 или больше) приведет к заметным потерям. Если вы не уделяете внимания этой закономерности, вы обречены на провал. И наоборот, если вы сведете число сделок и комиссионные до минимума, ваши шансы на успех повысятся.
«Должны же мы получать какую-то прибыль!» — возмущенно заявляют работники казино, когда им предъявляют претензии. И может показаться, что они имеют на это право, учитывая, насколько дешева у них еда, насколько хороши отели и насколько услужливы вездесущие менеджеры. «Надеемся, вы развлеклись от души!» -прочтете вы на дорожном знаке, покидая Лас-Вегас. Но не рассчитывайте, что вы покинете его победителем, если играете много партий кряду. Шансы выйти победителем из серии 10 000 игр в американскую рулетку, если казино берет всего 5%, близки к нулю. В таком случае, каков, по-вашему, шанс выиграть в аналогичной серии сделок на опционных торгах, где на комиссионные обычно уходит от 12 до 50%? Известно ли вам слово, означающее число, которое меньше нуля в 10 000 раз?!
Если распространить эти соображения на повседневную жизнь, мы обнаружим, что ежедневно у нас появляется возможность как выиграть, так и проиграть в самых разных областях — будь то посещение родительского собрания в школе, назначение свидания, выбор работы или принятие решения о том, где провести отпуск. Чтобы добраться на родительское собрание, вам придется сесть за руль, а это потенциально грозит штрафом или, хуже того, несчастным случаем на дороге. Особа, которой вы назначили свидание, может послать вас к черту, нанеся болезненный удар по вашему самолюбию. И так далее. Очевидно, что саму жизнь можно рассматривать как серию спекуляций. И чтобы проводить эти спекуляции успешно, вы должны сбалансировать как минимум шесть переменных: первоначальный капитал, размер ставки, комиссионные, изменчивость самой игры, точку выхода из нее и ее продолжительность.
Путь к богатству вымощен трупами
Герой романа Достоевского «Игрок» выпрашивает ласку у стареющей соблазнительницы перед тем, как сделать ряд проигрышных ставок за игорным столом. Фрейд трактует этот эпизод как замещение «порока» мастурбации пристрастием к игре. С его точки зрения, сочетание самой страсти к игре и чувства вины за эту страсть эквивалентны чувствам, которые испытывает ребенок в связи с мастурбацией. Эдмунд Берглер, американский ученик Фрейда, развивает эту теорию: он утверждает, что страсть к игре является замещением чувства вины, которое испытывает ребенок из-за эдиповой тяги к матери. Тем самым для взрослого игрока проигрыш становится «наказанием» за его детские прегрешения. Чтобы искупить эти прегрешения, игрок не просто готов смириться с проигрышем, а в буквальном смысле хочет проиграть.
Когда рулетка в казино начинает вращаться, все присутствующие невольно замирают и сосредоточенно ждут, что принесет судьба игроку. Приблизительно то же чувство возникает при виде мелькания цифр на биржевом экране. Время от времени, когда меня навещает кто-нибудь из друзей, я нарушаю свое персональное правило и позволяю ему составить мне компанию в торговые часы. И каждый немедленно предлагает войти со мной в долю за 1 % от ежедневных сделок.
Довольно часто мне встречаются спекулянты, которые неотвратимо движутся по пути к разорению. Один из них был лучшим другом моего брата. После биржевого краха 1987 года он почему-то решил, что в экономике повторяется сценарий 1929 года: сначала будет паника, а потом — подъем. Как только цены начинали быстро падать, он тут же бросался продавать фьючерсы «С&П 500». После того как он понес убытки подряд в двенадцати таких сделках, его состояние сократилось на 80%. Я посоветовал ему сократить степень риска: не продавать фьючерсы, а покупать опционы на продажу. В худшем случае, если опционы окажутся бесполезными, то максимум, что он потеряет, — это уплаченную за опцион премию. В противном случае степень риска будет теоретически стремиться к бесконечности. Он послушался меня и стал покупать опционы продавца. Он проделал это шесть раз подряд — и все шесть раз проиграл. Наконец я предложил ему сделать перерыв — временно выйти из игры: «Рынок — не волк, в лес не убежит. Ты сможешь вернуться в любой момент. А если ты посмотришь на него со стороны, то сможешь лучше понять, что к чему».
В ответ я услышал: «Нет, я не могу выйти. Пока я буду не у дел, может случиться что-нибудь потрясающее. Я ожидаю краха с минуты на минуту и не хочу его пропустить».
Поскольку я встречал немало игроков и спекулянтов, оказавшихся в таком же положении, я посоветовал ему впредь обходиться без моих советов. И с тех пор он со мной, не разговаривает.
После всех кошмарных историй, которых я наслушался в юности и насмотрелся собственными глазами, карабкаясь вверх по лестнице жизни, я приобрел аллергию на риск. Как только возникает опасная ситуация и я начинаю проигрывать, я вспоминаю об игроках, которые потеряли всё, что имели. Особенно яркое воспоминание — о знаменитом брокере, торговавшем сахаром на товарной бирже кофе, сахара и какао. Он играл, проиграл и покончил жизнь самоубийством. Его система состояла в том, чтобы покупать сахар, как только цена на него падает ниже 5 центов, и продавать, как только она поднимается выше 5 центов. Эта система срабатывала много раз подряд… до тех пор, пока одним скачком цена на сахар не поднялась до 40 центов за фунт. Эта потеря превысила маржу в тридцать раз.
Азартные игры и спекуляции
Азартные игры и спекуляции равно эффективны, когда речь идет о возможности разориться. И приверженность к тому и к другому в равной степени можно объяснять искуплением детского чувства вины.
Опасности, подстерегающие спекулянта, красноречиво описал еще в 1870 году Уильям Уортингтон Фоулер. Это описание может послужить хорошим противоядием; от склонности чрезмерно рисковать и беззаботно выкладывать грабительские комиссионные (т.е. от двух главных путей к разорению). Вот ключевые рассуждения Фоулера:
«Существуют люди, единственное занятие которых — спекулировать акциями. Войдя на биржу, они покидают ее только в сосновом ящике или в ларце из красного дерева — судя по обстоятельствам.
Если послушать их разговоры, можно подумать, что они питаются одними только надеждами, а не восхитительным рагу и отборными винами, которые подают им у Дельмонико, у Шеллера или в прочих знаменитых ресторанах. На уме и на языке чистокровного спекулянта без устали вертятся эти печальнейшие слова из всех, что когда-либо выходили из уст или из-под пера человека: «Это могло бы случиться». Самые частые союзы в его словаре — «если» и «но». Вся его жизнь — непрерывная цепь сожалений; и, как ни странно, гораздо чаще он жалеет о том, что мог бы сделать, но не сделал, а не о том, что на самом деле он потерял.
Стать игроком на бирже после занятия каким-нибудь приличным бизнесом — все равно что глушить бренди после того, как потягивал кларет. Как только человек полностью посвятит себя спекуляции, его воображение начнет рисовать перед ним умопомрачительные картины будущего — того, что ожидает его, когда он достигнет своей цели. Кажется, будто им овладел злобный демон. Он перестает вести счет времени — исключая промежутки между своими выигрышами и поражениями; с годами он перестает чувствовать восторг от первых и боль от последних, становясь все более скучным и серым; и в конце концов он переходит жить в мир, населенный фантомами, которые отныне преследуют его наяву, равно как и во сне. Но вот наступает разорение; блеск иллюзий, тешивших этого несчастного, рассеивается без следа, и он пробуждается к пустынной яви.
История всего кочующего племени биржевых спекулянтов по сути сводится к чудовищному каталогу их потерь — потерь, в список которых входят не только деньги, но и здоровье, сила воли, сердце и сама жизнь.
Люди приходят на Уолл-стрит с богатством, верой в будущее и хорошей репутацией, полные надежд, неистраченных сил и непоколебимой уверенности в себе; покидают они Уолл-стрит без денег, без надежды на будущее и без репутации, с расшатанными нервами, с притупленными чувствами и с израненной совестью, лишившись: веры в человечество и преисполнившись отчаяния. Покупая и продавая акции, они потеряли все, и не важно, что было тому виной: ошибки брокеров, мошенничество партнеров, паника, монополизация рынка или прочие опасности, подстерегающие биржевого спекулянта на каждом шагу.
Никогда еще профессия спекулянта не была опасней, чем в наши дни. За последние восемь лет рынок наводнился акциями до такой степени, что общее их количество возросло в пять раз! Обитатели Уолл-стрит ходят по едва застывшей корочке лавы, под которой бурлит финансов вый вулкан; извержение может в любой момент смести их всех разом с лица земли».
Эту и другие цитаты из книги Фоулера я развесил на стенах в своем кабинете. Если бы Фоулер увидел, до какой степени дошло разводнение некоторых рынков в наше время, он упал бы в обморок. Цены на акции порой исчисляются в размерах годовых окладов докторов философии. «Баррон’с», «Нью-Йорк Обсервер» и бесчисленные бюллетени пестрят жуткими историями о том, с какой доверчивостью публика приобретает подобные акции. Обычно такие истории заканчиваются тем, что несчастный покупатель вынужден продавать свои акции с огромными потерями. Однако, по моим подсчетам, эти потери недооцениваются. Выйти победителем из такой игры невозможно. Численность хеджевых фондов, специализирующихся на коротких позициях, неуклонно уменьшается.
Как только короткая позиция начинает оборачиваться против меня, мне становится не по себе. Я вспоминаю о предостережениях своего отца и о тех злосчастных самоубийцах — и тут же прихлопываю все свои открытые короткие позиции. Я регулярно покупаю сотни фьючерсных контрактов «С&П 500» и готов довольно долго терпеть потери. Но если у меня на руках всего 20 контрактов по коротким позициям и я теряю всего один пункт, меня охватывают ощущения, сравнимые с жестоким приступом язвы желудка. Мой организм работает, как предохранительный клапан. У Сороса тоже есть подобная «лакмусовая бумажка»: когда у него начинается ломота в спине, он понимает, что пора закрывать позиции.
Мой страх перед разорением на коротких позициях до сих пор спасал меня от краха, но, с другой стороны, он же закрыл передо мной несколько фантастических шансов на великое богатство. Такая же проблема преследовала меня в сквоше. Мои лучшие противники говорили: «Нидерхоффер очень упорен. Но он никогда не поднимается до настоящих высот. Меня не покидает надежда, что в один прекрасный день я его обыграю».
Я был способен провести целый матч без единой ошибки. Я играл коротким «бексвингом» и благодаря своим длинным рукам и ногам и своей быстрой реакции был способен отбить почти любой мяч. Это преимущество в сочетании с большой выносливостью и умением посылать непредсказуемые подачи составляло ресурсы, достойные мирового чемпионата.
Но мне никак не удавалось регулярно брать верх над Шарифом Ханом, который нередко допускал четыре-пять ошибок в одной партии — больше, чем я во всем матче. Прежде чем мне удалось выиграть у него в 1975 году, Шариф пять лет подряд побеждал на открытом чемпионате Северной Америки. Его преимущество передо мной состояло в способности полагаться на удачу, делать ошибки и работать на чистом воодушевлении. Общий счет по моим партиям с Шарифом составляет 3:10 в его пользу. Полагаю, что, не будь я столь консервативен, я обыгрывал бы его чаще. Но ничего поделать было нельзя: аллергия на риск преследовала меня и в сквоше. Я никогда не рисковал.
Именно поэтому мне никогда не стать Соросом. Чтобы идти на риск, необходим инстинкт профессионального игрока. Как сказал Стэнли Драккенмиллер (ныне — трейдер номер один в фонде Сороса «Квантум»), «чтобы быть жадным, нужна смелость».
Профессиональные игроки
Все профессиональные игроки (одни — раньше, другие — позже, а третьи — регулярно) переживают тотальное банкротство. Причина тому — их способность добровольно поставить на кон все до последнего гроша, даже если шансы на выигрыш сомнительны. Для меня такой поступок равносилен тому, чтобы поставить 100 долларов на то, что незнакомый тебе человек за стойкой бара через пять минут закажет именно бурбон. Но не следует забывать, что большинство игроков, делающих на первый взгляд сомнительные ставки, имели возможность заранее оценить свой шанс. Типичный пример: Амарилло Слим ставит на то, что его собака принесет именно тот камень, который он бросит в пруд. Его оппоненты в этом пари берут камень и помечают его крестиком. Но штука в том, что накануне вечером Амарилло Слим пометил крестиками все камни в пруду! Энтони Холден в своей «Исповеди профессионального игрока в покер» описывает легендарную покерную партию между Джонни Моссом и Ником Греком. Утверждают, что эта партия продолжалась пять месяцев и окончилась знаменитой фразой Грека: «Мистер Мосс, я вынужден отпустить вас». Говорят также, что в этой игре Грек потерял больше двух миллионов долларов.
Джонни Мосс тоже не был исключением из правила, согласно которому каждого профессионального игрока рано или поздно подстерегает разорение. Жена Мосса, Вирджиния, сказала Холдену, что первую их брачную ночь Мосс провел за покерным столиком. Через пару часов он проиграл все деньги. Но, нимало не обескураженный этим, он, даже не отвернувшись от стола, нащупал у себя за спиной левую руку новобрачной, стянул с ее пальца обручальное кольцо и швырнул его на середину стола. Холден спросил Вирджинию, не огорчил ли ее этот поступок Мосса. «Конечно, огорчил, — сказала она, — но если б я не отдала кольцо, он просто оторвал бы мне палец». Эту партию Джонни выиграл; и спустя шестьдесят лет Вирджиния все еще носила это обручальное кольцо.
Будущие гиганты
История моих игр в покер в период учебы в Гарварде неоднозначна. В первые годы мне удавалось зарабатывать на покере достаточно денег, чтобы иметь возможность изучать спекуляции и играть в сквош. Но на выпускном курсе я проиграл в покер все, что у меня было, столкнувшись со слишком опытными противниками. Арти пришлось приехать в Гарвард, чтобы выкупить меня. Не в моих силах передать, до какой степени я был смущен, когда Арти настоял на том, чтобы заплатить мой проигрыш в 2000 долларов непосредственно тем ребятам, которые меня разгромили. Теперь, вспоминая о том, что Арти был вынужден заплатить за мою глупость всеми нашими семейными сбережениями, я едва сдерживаю слезы. Но, с другой стороны, игра в покер подчас влекла за собой весьма полезные косвенные последствия. Уже позже, в Чикаго, готовясь на степень доктора философии, я играл в покер на пару с Рассом Шилдом — самым блестящим студентом моего класса. И эта игра оказалась одним из крупнейших успехов в моей жизни. Расс был родом из Канзаса; еще с юных лет он привык нести ответственность, работая в семейном газодобывающем бизнесе. К пятнадцати годам он успел осуществить контроль над бурением 150 отдельных скважин, добычей газа из них, поддержанием этих скважин в эксплуатационном состоянии и перевозкой добытого газа. Чтобы упростить этот процесс, Расс научился хранить и сортировать информацию с помощью базы данных лабораторного компьютера.
Кроме того, Расс довольно рано начал посещать гольф-клуб и обнаружил, что неплохо играет короткой клюшкой. Он придумал себе неплохой способ заработка: заключать пари с противником на то, что обыграет его на поле с девятью лунками одной короткой клюшкой. А вдобавок Расс регулярно выигрывал в кункен, считая карты и замечая, куда именно кладут карты его противники.
В период обучения в Университете Корнелла Расс выиграл в покер у своего однокурсника отличный автомобиль. К несчастью, проигравший студент (который оставил ему этот автомобиль в залог еще более крупного проигрыша) оказался сыном одного из попечителей университета. Когда слухи об этой истории дошли до декана, Расса убедили перевестись в другое учебное заведение. Свою выпускную работу он защитил в Университете Уичито, где непотизм был развит не до такой степени.
Перебравшись в Чикаго, Расс принялся зарывать свой талант в землю за пишущей машинкой в качестве клерка в местном филиале «Голубого креста». В его обязанности входила сортировка и учет денежных поступлении от подписчиков. Не выдержав рутины, Расс заявил своему начальнику, что сможет в одиночку вести учет поступлений от всех 500 000 подписчиков Чикагского округа. Параллельно он занимал должность ассистента директора в Национальном центре изучения общественного мнения при Чикагском университете, где продолжал совершенствоваться в навыках работы с компьютером.
Расс был не только опытным игроком в покер и отличным спортсменом, но и превосходным программистом. Он свободно пользовался машинным языком, употреблявшимся на всех компьютерах фирмы IBM. Это умение пригодилось ему впоследствии, когда Расс полностью компьютеризировал процедуру подписки на журнал «Тайм».
Я искренне восхищался Рассом, отчасти видя в нем того человека, каким я мог бы стать, если бы вырос в Канзасе. Мы с ним подружились. И, само собой, эта дружба вылилась в бесконечное сидение за покерным столом.
Игра в покер
«Расс, я схожу с ума. Я ставлю тысячу баксов. Сколько ты меняешь?»
«Я меняю… одну», — отвечает Расс.
«Одну? Ладно. А я ничего не меняю… Вот ты и попался, Расс! Гони свои деньги!»
«Вик, я думал, у тебя ничего нет! Как сказал герцог Веллингтон, когда бросил в бой свою последнюю дивизию в битве при Ватерлоо, «коготок увяз — всей птичке пропасть»! Ладно, держи свои десять сотен. А теперь сыграем на все».
«Расс, Железный Герцог не проиграл ни одного сражения. А ты — не Железный Герцог. От того, что было у меня на руках, тебя не спасла бы даже целая дивизия».
«Ладно, Вик, хватит трепаться. Дело серьезное. Что у тебя было?»
«Три короля».
«Ах ты, сукин сын!.. У меня же было три туза! Надо было заставить тебя открыться!»
«Ладно, Расс. Поскольку мы с тобой сегодня играем в покер последний раз в жизни, я открою тебе кое-что поважнее. Прочитай Ярдли [Подразумевается книга Герберта Ярдли «Как научиться играть в покер». — Прим. пер.]. Когда мы играли вчера с Майроном, он сидел рядом со мной. Я намеренно позволил ему заглянуть в мои карты, когда у меня не было ни черта стоящего. Я не поменял ни одной, сблефовал и выдурил у тебя пятьдесят баксов. Я знал, что Майрон терпеть меня не может и обязательно расскажет тебе, что у меня ничего не было. В итоге сегодня ты опять купился. Такая вот трехходовка. Кроме того, когда я сегодня делал ставку, я намеренно держался очень спокойно и неназойливо, зная, что ты ожидаешь, что я именно так буду вести себя, если попробую сблефовать. Ведь когда игроки блефуют, они наоборот обычно ведут себя очень шумно и навязчиво, боясь, что их ставку не заметят. Вся эта конструкция описана у Ярдли, а я просто выполнил ее от точки до точки».
Поиграв с Рассом, я понял, что теория покера гораздо более полезна для биржевого спекулянта, чем преподававшийся нам в университете курс статистического распределения с бесконечным числом переменных. Сходство между покером и спекуляциями оказывалось разительным: случайные результаты из-за неизвестности относительно вложений соперников; сомнительное соотношение риска и прибыли; необходимость оценивать шансы исходя из психологии оппонентов и так далее. Но, в отличие от теоретиков биржи, миллионы теоретиков покера все же имеют практический опыт игры.
После этого открытия я год или два безмятежно наслаждался жизнью, считая себя настоящим мастером. Но в конце концов я угодил в лапы к Освальду Джекоби — члену-основателю клуба знаменитостей бриджа и покера. На каждой раздаче, когда я не пасовал, он заставлял меня сдаться после обмена карт, а затем демонстрировал мне какую-нибудь завалящую комбинацию вроде пары троек. В тех редких случаях, когда я принимал вызов, оказывалось, что он не блефует. Он предъявлял мне каре из тузов.
